Разговор с Джереми Грантамом – об акциях, продовольствии и политике

Он предсказал пузыри на рынке интрент-компаний и на рынке недвижимости. По поводу чего сейчас звонит в колокол Джереми Грантам – главный инвестиционный стратег фирмы GMO?

Джереми Грантам имеет послужной список, который невозможно игнорировать – он предугадал лопание пузыря на рынке интернет-компаний, а затем на рынке недвижимости. Хотя за подобные поступки другие предсказатели обычно удостаиваются прозвища "perma-bear" (“перманентного медведя”, постоянно предсказывающего крах на рынке – прим.переводчика), в начале 2009 года он также посоветовал клиентам GMO, его $100-миллиардной управляющей компании из Бостона, возвращаться на рынок. Это произошло в ту неделю, когда акции достигли самой низкой точки после крушения Lehman.

Сегодня, однако, откровенный йоркширец, работающий главным инвестиционным стратегом в GMO, вновь попал в заголовки прессы, но уже с другим предсказанием: страшным мальтузианским предупреждением о грядущей экологической катастрофе. Согласно нему, в мире заканчивается еда. Ресурсы будут постоянно дорожать. Прибавьте ко всему этому изменение климата. Определенно, он иногда звучит как волонтер, которого Гринпис посылает собирать подписи. (Ему совсем не чуждо сравнение корпоративных практик угольных компаний с методами Геббельса.) Если б это делал кто-то другой, Уолл-стрит уже, наверное, давно бы его высмеял. Но так как это Джереми Грантам, им приходится его выслушивать.

В: Вы продолжаете поднимать тревогу по поводу цен на сырьевые товары. Из-за чего шум?

О: Они снизились за сотню лет примерно на 70%, а затем, начиная примерно с 2002 года, они взлетели вверх и практически утроились – и я имею в виду практически все товары. Кажется, только табак снизился. Они отдали сотню лет снижения цен, и они сделали это за шесть лет, с ’02 по ’08. Правила игры явно изменились. Я подозреваю, они изменились из-за абсурдного роста в Китае — громадной страны с населением 1.3 млрд человек, использующей 45% мирового угля, 50% цемента и 40% меди. Я имею в виду, это настолько большие числа, что нельзя ожидать, что такое может продолжаться без того, чтобы где-то что-то не накренилось.

В: Это привело к довольно удивительным выводам, как, например, ваши опасения по поводу природных ресурсов, о которых мало кто до этого слышал.

О: Мы изучили их все, один за одним, и решили, что наиболее важным, наиболее ценным и наиболее критичным из них является фостфат, или фосфор. Фосфор нельзя изготовить, его можно только найти. Он необходим всем живым существам. Мы его добываем, но его запасы уменьшаются. И как я люблю говорить, если от этого у Вас не бегут мурашки по спине, значит Вы смелее меня. Это ужасное уравнение. И вот, я пошел к профессорам и спросил их, что может случиться, и они ответили: “О, в мире много фосфора”. Но что случится, когда он закончится? “О, его вполне достаточно”. Это довольно-таки слабый аргумент. У нас действительно его много, но 85% дешевого и качественного запаса фосфора находится в Марокко… и принадлежит королю Марокко. Мне кажется, это довольно странная ситуация, так как это намного, намного более ограниченный ресурс, чем ближневосточная нефть – и, в конце-концов, намного более важный. У всего остального мира имеется в наличии, наверно, всего 50-летний запас – и то если мы не будем расти еще быстрее.

В: И что инвесторы должны делать?

О: Выводы для инвесторов из всего этого, понятное дело, покупать доли в месторождениях, покупать больше ресурсов, создавать резервы фосфора, карбоната калия, нефти, меди, жести, цинка – да чего угодно. Единственное, я не большой энтузиаст алюминиевой и железной руд, просто потому, что их довольно много. И я вряд ли буду владеть углем и битумными песками. Производство и использование угля ужасно дорого, а заводы для обработки битумных песков очень громадные, поэтому пока эти вложения окупятся, я подозреваю, цена на солнечную и ветровую энергию к тому времени достаточно сильно опустится.

Подорожание цен на сырьевые товары

Итак, я бы не стал использовать их, но я думаю, что я бы купил нефть, металлы и в особенности удобрения, а самый важный ресурс – это еда. Давление на цены на продовольствие хуже, чем где либо еще, а следовательно, какое напрашивается решение? Развивать сельское хозяйство, что, в принципе, вполне возможно. С точки зрения инвестора, следует уделить особое внимание хорошим землям, конечно, никогда не следует игнорировать цену и стоимость, но время от времени можно делать неплохие инвестиции в сельскохозяйственные земли, и если Вы готовы идти за границу, то их можно сделать и сейчас. Но я бы сильно не рисковал. Я бы держался надежно стабильных стран – Австралия, Новая Зеландия, Уругвай, Бразилия, Канада и, конечно же, США. Но я бы также огляделся бы вокруг, посмотрел бы на то, что я называю укромными уголками и оврагами. А также леса. Леса совсем не плохая сделка, разве что немного переоценены, однако в сегодняшнем мире все переоценено, опять же, спасибо невероятно низким процентным ставкам, которые заставляют людей инвестировать. Коварный заговор Федеральной резервной системы.

В: Почему настолько сложно решать эту проблему? Вы выступали против близорукости политиков (буквально сказано против краткосрочности, прим. переводчика).

О: Первое, карьерные политики имеют очень короткий горизонт. Они совершенно не интересуются проблемами, если ими надо заниматься 5-10 лет. Во-вторых, у вас есть то, что они называют эффект ставки дисконтирования, который заключается в том, что доллар через 10 лет имеет намного меньшую ценность для корпорации, чем доллар сегодня. Поэтому и на корпоративном уровне они интересуются только краткосрочными проблемами. И у вас также имеется эффект корыстных интересов. Другими словами, очень сложно что-то изменить, когда люди, которые очень неплохо наживаются в действующей ситуации, не хотят этих изменений. Если нефтяная индустрия получает кучу денег, а они ее получают, они не хотят изменить систему в сторону признания климатических изменений и необходимости введения налогов на выбросы углекислоты, но они в состоянии профинансировать правые аналитические исследовательские центры, и они это делают.

Таким образом, у нас корыстные интересы сражаются как цепные псы, чтобы сохранить ситуацию такой, как сейчас. И так всегда происходит, т.е. изменения всегда сложны, а с нашими политиками с их краткосрочными избирательными проблемами они практически невозможны. А когда они настолько зависимы от взносов на избирательные кампании, то они получают много взносов от корыстных интересов, финансового мира, нужно прямо чудо, чтобы хоть кто-то добился какого-либо изменения.

В: И эти долгосрочные перспективы важны, причем не только при изменении общества, но и в инвестировании. И Вы, как инвестор, известны именно этим.

О: Нужно понять то, что я считаю центральной идеей, которая на фондовом рынке заключается в терпении и возврату к среднему значению. А для общества – это ресурсы и климатический ущерб. Об этом нужно много говорить, и здесь довольно сильный фокус. У нас шокирующе короткий горизонт планирования на фондовом рынке, что хорошо проявилось во время интернет-пузыря. И у нас шокирующе короткий горизонт видения социальных проблем, где все, что мы хотим слышать, это насколько быстро растет экономика и как все здорово.

В: Как насчет прогноза на фондовом рынке? Вы предугадали начало роста на рынке в 2009 году, но в 2010 Вы предсказали “семь тощих лет”. Однако до сего дня рынок продолжал расти.

A: И он может пойти еще намного выше, пока ФРС его подталкивает. И мы можем получить еще один настоящий пузырь. Судя по истории ФРС, это, похоже, то, что они бы хотят. Вы же знаете, у нас был уже один такой при Гринспене, а затем у нас был пузырь на рынке недвижимости при Гринспене и Бернанке. И, похоже, Бернанке был бы совершенно счастлив, если бы он смог держать ставки низкими и наблюдать как растут цены на акции. Они это делают, потому что повышение стоимости акций дает потребителям небольшой толчок, Вы чувствуете себя богаче – а затем, когда Вы меньше всего ожидаете этого, все это начинает кусать Вас, и цены опускаются назад к справедливым уровням, и даже ниже, как это получилось в 2009, потребители на это реагируют и Вы получаете рецессию и плохой фондовый рынок. Но они уже делали так дважды, и они, похоже, намерены сделать так в третий раз. Как я уже замечал ранее, одним из признаком сумасшествия является продолжать делать одно и то же, ожидая каждый раз получить другой результат.

В: Как и многие англичане, Вы, похоже, считаете американцев дикими, глупыми оптимистами.

О: Америка очень, очень оптимистически настроенное общество, такое же, как и, насколько мне видится, Австралия, что бы это не значило. Мы – два самых великих оптимистических общества. Вы можете завести разговор о пузыре на рынке недвижимости в Англии, и они скажут: “О, неужели? Дайте-ка взглянуть на цифры”. Если же Вы заведете подобный разговор в Австралии, получится третья мировая война! Вас будут ненавидеть. Вас будут ненавидеть многие годы! (смеется). Только попробуйте высказать идею о том, что у них пузырь на рынке жилья (смеется).

В: Так что, этот стереотип о нас правдив?

О: Абсолютно. Но смотрите, это было очень полезно для предпринимательства, венчурного капитала… для стартапов. У нас, наверное, было больше провалов, чем у всех развитых стран вместе взятых, но в последствии, когда разойдется дым, на поле останутся Амазоны и Гуглы. И это не случайно. Просто мы бросаем больше дротиков в мишень. Немцы очень консервативны насчет бросания дротиков. У нас очень замечательное отношение к риску, и мы очень толерантны к провалам.

В: И мы этим пользуемся?

Абсолютно, однако обратной стороной является то, что Вы готовы бросать дротики потому, что Вы думаете, что выиграете. Все американские предприниматели знают, что они победят. Выживают только 10%, но они все знают, что все равно победят.

По материалу WSJ Our Chat With Jeremy Grantham